Портрет начинается с погашённого окурка, Наискосок, в грунт холста, немного нервно, Пепла белёсо-серая смуглость, Полу-рисунком складок одежды, Ниспадает на пол, с мольберта - спешкой, Затем, поднимается, и повисает между Художником и моделью.
Близоруко, в восемь диоптрий линзы, Меняя ракурсы скул, бровей, подбородка, Приближая и удаляя - поз пантомиму, Линию краски, щетиной, ведя по горлу, Переминаясь в туфлях - с носка на пятку, Закурив, глубоко затянувшись «Житаном», Ставят - зрачков отражения - чёрные точки.
Жалко, но зеркальность тремора, жидко Протекает на плечи, трещины на грунтовке, Заполняя запахом льна, надувая жилы, На пергаменте тыльных сторон ладоней - Ими, не взять мастихин, но вытирая в брюки, Вымолвить, - «в нарисованных душах, Никогда не живёт отражений Бога…»
На нарисованных улицах, зажжём яркие фонари - (Добавив к белилам, немного кадмия, жёлтой охры), Затем, чёрно-белый, в цилиндре, клетчатый господин, И кляксой чернильной, прилипший к нему дуппельгонгер, Крадясь, озираясь, спотыкаясь в расчерченной мостовой, Подходят к запертой двери - из жирных мазков, кривой - Резким рывком отворяют - попав в анфиладу комнат…
Здесь - натюрморты из мебели, обои - увядших цветов, Портреты - (дам - без глаз, господ - без ртов и ушей), Дорогу им преграждает - грунтованный, чистый холст, По которому, титрами буквы - пляшущих быстро теней - Бегут, корчат рожи, кривляются, съедают сами себя - Кусочками и целиком, светясь в мириадах зеркал, Ведя диалоги о странном - кино нескончаемом сне…
из ливня дождика, самой тоненькой ложечкой, берёт осторожно инфанта, капельки-яблочки, сложив идеальной горкой, для натюрмортов, что ей напишут, тотчас же - пажи-мальчики.
она же, гуляя между картинами дивными, надув губки бантиком, подняв подол платья, с озорством, грациозно, приседая книксеном, становясь то огромной, то прозрачно-маленькой, нарекает болонок, за ней поспешающих, числами, восклицая пред полотнами, - "ах, как чудесно-мило!"
а когда наскучит ей, между искусств прогулка, войдёт степенной поступью, в багетную раму, притвориться портретом фарфоровой куколки, озаряя собой, пространство музейного зала..
говорят, ты прилетел на медной сковороде, со смычком луча Луны - из-под тёмной тучи, сев на старый дуб, посреди корявых ветвей, заиграл мелодию, наводящую трепет, ужас, и лохматые ведьмы, обнимая ночных чертей, хороводом кружились, перед тенью козлиной, и горел костром, трёх-головый, зелёный змей, с воем, треском, хохотом, смрадным дымом.
утомившись, падали гости, сплетаясь сном - тел нагих, шерсти чёрной, хвостов, копытец, и текло ручьями, меж ними, журча вино, превращаясь каждой новой волной, в чернила, написав тебя, меня на воздуха майском холсте, изменив очертания лиц уродливо, карикатурно, в волосах заплетя - один на двоих венец, и продав за росчерк, пергаменту утра души.
Когда меня выпишут, первым делом, Из фольги справлю - тонкую шапочку, Подарю санитарам, портрет из таблеток, И надев, пару стоптанных тапочек, В полосатой пижаме, пойду на прогулку, С каждым встречным, здороваясь вежливо, Языком, что пока, не известен науке - Телепатии волн, в междометиях...
А потом, запишусь в космонавты-герои, Покоряя пространство межзвёздное, Мне, наверное выдадут, новую голову, В шлемофоне, надутом, огромном. Ну а старую, можно отправить посылкой, В министерство народных безумий, Подписав адрес длинный, чернилами синими, Букв портреты, списав завитушками...
Обнажённая поэтесса, позировала художнице, Изогнув над пергаментом, эротично шейку, Под гарсона - причёска, рассыпаны волосы, На высокий лоб, по детски припухлые щёки.
Чуть обвислой грудью, касаясь столешницы, Выводила пером гусиным, поэмы название, О себе, о ней, о двух, не влюблённых гениях, Что ласкают искусства образы, на расстоянии.
И одна - штрихами, другая - неровным почерком, Вдохновения линиям, взгляды бросали искоса, Поцелуй фантазируя, ласки руками поровну, И неслышный шёпот, оргазмов творил молитву.
А потом, за кофе, болтая женские глупости, О подвязках шёлковых, духов щекочущих запахах, Ощущали обе, чувства двойной неловкости, Эротичный миг, стараясь стереть из памяти...
Мадам звонит в колокольчик - месье Лотрек - посетителем, Скрипит по ковровой лестнице, углы задевая мольбертом, Спущу панталоны с кружевом, бретельки ослаблю на лифчике, Дымя, в мундштуке сигареткой, чуть-чуть приоткрою дверцу.
Тряхну, под гарсона причёской, с неровными рыжими прядями, По млечной, веснушчатой коже, ведя под пупком - ладошкой, Ах, как соблазнительны линии, углём крошась по бумаге, Войдите...пожалуйте ближе...не надо стесняться...что же Вы?
А он, близоруко пялится, на прелости чуть прикрытые, Ласкает - меня ли? Образ ли? Пастельно - штришок к штришку, Сангиной соски набухшие, краплак - завитки подмышками, Белила в чулки с подвязками, пыль-розовость в наготу...
Останусь наброском ветреным, увы, уж не первой свежести - Морщины в улыбке - на личике, мягка и обвисла грудь... Кокетливо, подбородок вверх, чуть-чуть - движение плечиком, - «На кассе, сеанс оплатите - три франка, четыре су...»
День серый, словно, без грунтовки холст, На жидком масле - фонарей дрожащих, Расплылся в пятен молчаливых хор - Губам младенца, внемлющая паства, Он чмокает, вздыхает, ищет грудь, Кряхтит, и развернуть пелёнок свёрток, Пытается, в тепле нежнейших рук, Перебирая складки - зимней грёзы...
Горят поленья, искры вьются вверх - Мельчайших капель, оброненных взмахом, С палитры, мастихином взяв пигмент, Смешав желтейший кадмий с ярко красным, И получив - одежды трёх волхвов, В поклоне низком, к шороху соломы, Где завитков и линий - буквы, Бог, В узорах чертит, заповедей новых...
Бронзово рассыпаясь на нити, заплаты, Сороковых годов, двадцатого века, Серых пальто... поднимая с кивками шляпы, Пересекаясь взглядом, случайной встречи -
С гером Рембрандтом, или у гера Босха, Чиркнув спичкой и прикурив папиросу, Что-то спросить, услышав как воем ветер, В книжных страницах шумно листает воздух.
И убегать, велосипеда крутя педали, Через газетных шрифтов - седло и раму, Зная - это кино, где героев главных, Спутаны профили, гулких шагов считалкой, В шлюзов открытых бурлящий поток, и плески, Окон текущих - мозаикой пеларгоний, И через них, звенящий трамвай ли? конка? Возит по радуге, разных эпох манекены...
Мой домик бутоном, на стебле колком, Под сенью из окиси хрома гризальной, Жуки, мотыльки, улитки и пчёлы, Собравшись оркестром, фокстроты и вальсы, Играют, усевшись на листьях ажурных, Читая по каплям росы партитуры, Ко мне принося нескончаемый праздник.
А я, взяв палитру пыльцы разноцветной, И кисти колосьев, мохнатых, созревших, Движением летнего, тёплого ветра, Раскрашу их - радуги радостным спектром, И через ресниц - заплетённые травы, Игрой, нескончаемой, сонной забавой, Сложу сто мозаик высокого неба...
